Из жития преподобного Серафима Саровского.

В 1780 году послушник Прохор тяжко разболелся. Он слег на жесткое ложе: тело его распухло; больной лежал неподвижно. Неизвестно, какая была у него болезнь; врача при нем не было: некому было определить вида болезни. По внешнему признаку думали, что Прохор страдал водяною болезнию. Но никакому сомнению не подлежит то, что был недуг упорный и продолжительный, длившийся в течение трех лет, половину коих страдалец провел в постели. Больной всецело предал свое тело и душу Богу, молился, омывал слезами ложе свое; слово ропота никогда не сходило с уст его. Тут-то открылось, как все, и прежде других начальствующие в монастыре, уважали, любили и жалели Прохора. Во время болезни Прохору служил как послушник старец отец Иосиф, его наставник и руководитель в приготовительных иноческих трудах. Строитель Пахомий, старец отец Исайя также много пеклися о нем. Спустя много лет после сего (25 мая 1832 года) в беседе с одной особой отец Серафим с чувством глубокой благодарности вспоминал об этой заботливости старца Пахомия.
            У меня, говорил он, в тот раз был друг здесь, в обители, иеромонах Пахомий. Когда я был болен, полтора года лежал в постели, он ходил за мною, почти неотлучно находился при мне.
            Впоследствии отец Серафим на деле выразил благодарные чувства к старцу Пахомию.
            Не забудем, что Пахомий был настоятелем обители, а Прохор послушник, и к нему-то ради недугов относились с таким усердием и заботою и строитель, и следующие после него старцы. Это обстоятельство обнаруживало в старших братиях обители высокую степень внимательности и попечения о младших, как и должно быть во всяком благоустроенном, особенно церковном обществе. В последнем развитии недуга стали опасаться за жизнь больного. Тогда отец строитель с решительностию предлагал ему пригласить врача или, по крайней мере, открыть кровь. Весьма замечателен аскетический ответ больного: Я предал себя, отче святой, истинному врачу душ и телес, Господу нашему Иисусу Христу и Пречистой Его Матери; если же любовь ваша рассудит, снабдите меня, убогого, Господа ради, небесным врачевством (то есть причастием Святых Тайн).
            Старец Иосиф по просьбе его и собственному усердию особо отслужил о здравии больного всенощное бдение и литургию. К богослужению собрались братия из усердия помолиться о страждущем; Прохор был исповедан и причастился Святых Христовых Тайн, которые были принесены в его келью к одру его. Незадолго до кончины своей отец Серафим, всегда говоривший истину и ненавидивший ложь, многим особам рассказывал, что в этот раз, по причащении Святых Тайн, ему явилась в несказанном свете Пресвятая Дева Мария с апостолами Иоанном Богословом и Петром и, обратясь к Богослову лицом, перстом же указывая на Прохора, сказала: Этот нашего рода.
            Потом Она возложила правую руку свою на голову страдальца: тогда материя, которая наполняла тело больного, начала выходить отверстием, образовавшимся в правом боку. В скором времени тело совершенно освободилось от недуга. Признаки раны, бывшей истоком болезни, всегда оставались на теле отца Серафима. Современники его удивлялись скорости выздоровления, последовавшего после общей молитвы о нем и по принятии им Святых Тайн. Но они ничего не знали о чудесном посещении, которым только и можно объяснить быстрый исход столь продолжительного и упорного недуга.

* * *

Этот рассказ изложен в записках Саровского инока того времени.
            Еще поведаю тебе, радость моя, преславное видение, мне, убогому, бывшее. Только дай слово, что ты слышанное от меня никому не откроешь, сказал отец Серафим.
            Собеседник же, вероятно, сам автор записок, поклонившись старцу, дал обещание скрывать тайну. Но отец Серафим, предугадывая, что она может быть открыта после его (то есть Серафимовой) смерти, подтвердил: Ты с тем и умри, никому не говори.
            Собеседник поклонился святому старцу в знак согласия с ним в ноги, и слезы невольно потекли от умиления из очей его. Старец же продолжал: Случилось мне служить с отцом Пахомием и казначеем Иосифом в святой великий четверток. Божественная литургия началась в два часа пополудни, и обыкновенно вечернею. После малого выхода и паремий возгласил я, убогий, у святого престола: Господи, спаси благочестивыя и услыши ны, и, вошедши в царские врата, навел на предстоящих орарем и возгласил: и во веки веков.
            Тут озарил меня свет, как луч солнечный. Обратив глаза на сияние, я увидел Господа Бога нашего Иисуса Христа во образе Сына человеческого в славе, сияющего светлее солнца неизреченным светом и окруженного, как бы роем пчел, небесными силами: Ангелами, Архангелами, Херувимами и Серафимами. От западных церковных врат Он шел по воздуху, остановился против амвона и, воздвигши Свои руки, благословил служащих и молящихся. Затем Он вступил в местный образ, что близ царских врат. Сердце мое возрадовалось тогда чисто, просвещенно, в сладости любви ко Господу.
            От сего таинственного видения отец Серафим мгновенно изменился видом и не мог ни с места сойти, ни слова проговорить. Многие это заметили и, конечно, никто не понимал настоящей причины явления. Тотчас два иеродиакона подошли, взяли отца Серафима под руки и ввели во святой алтарь. Около двух часов стоял после того отец Серафим на одном месте неподвижно. Только лицо его поминутно изменялось: то покрывала его белизна, подобная снегу, то переливался на нем румянец. И долго он не мог ничего проговорить, созерцая в душе дивное посещение Божие и услаждаясь благодатными его утешениями.

             * * *

В то время, к которому относится жизнь отца Серафима до удаления в пустыню, не однажды в окрестных местах Сарова был голод. Но обитель не терпела недостатка в хлебе и изобилием наделяла нуждавшихся. Особенно один раз был голод очень продолжительный; но обитель и в то время в течение многих месяцев питала ежедневно человек по тысяче. В одно время случилось так, что и для иноков обители не осталось ни муки, ни жита. Вся братия собралась в церковь. Строитель Пахомий по случаю угрожавшего голода соборне служил молебен Божией Матери и всенощное бдение. Братия молились как бы перед смертию, не теряя, однако же, упования на Господа и Его Пречистую Матерь. Утром на другой день отец Серафим, по особому доверию строителя Пахомия, пошел в житницу и нашел, что все закромы наполнены разным хлебом и житом. С той поры во все продолжение голода по окрестностям в обители не было оскудения: сколько ни раздавали нуждавшимся, житницы снова наполнялись.

        * * *

Видя искреннее, усердное и поистине высокое подвижничество старца отца Серафима, диавол, исконный враг всякого добра, вооружился против него разными искушениями. По своей хитрости, начиная с легчайших, он сперва наводил на подвижника разные страхования. Так, однажды во время молитвы он услышал вдруг за стенами кельи вой зверя; потом, точно скопище народа, начали ломать двери кельи, выбили у двери косяки и бросили к ногам молящегося старца претолстый кряж (отрубок) дерева, который восемью человеками с трудом был вынесен из кельи. В другие разы, и днем, особенно же ночью, во время стояния на молитве, ему видимо вдруг представлялось, что келья его разваливается на четыре стороны и что к нему со всех сторон рвутся страшные звери с диким и яростным ревом и криком. Иногда вдруг являлся пред ним открытый гроб, из которого вставал мертвец.
            Так как старец не поддавался страхованиям, диавол воздвигал на него жесточайшие нападения. Так, он, по Божию попущению, поднимал его на воздух и оттуда с такою силою ударял об пол, что, если бы не Ангел-хранитель, самые кости от таких ударов могли бы сокрушиться. Но и этим не одолел старца. Вероятно, при искушениях он духовным оком своим, проникавшим в горний мир, видел самых злых духов. Может быть, духи злобы и сами, видимо, в телесных образах являлись ему, как и другим подвижникам. По крайней мере заметно, что старец точно видал злых духов. Ибо один мирянин в простоте сердца спрашивал его: Батюшка! Видали ль вы злых духов?
            Старец с улыбкою отвечал: Они гнусны. Как на свет Ангела взглянуть грешному невозможно, так и бесов видеть ужасно: потому что они гнусны.
            Все видения, искушения и нападения врага старец побеждал силою крестного знамения и молитвами. После них долгое время он пребывал мирно в своей пустыне, благодаря Господа за сей мир и спокойствие.

* * *

Во всех искушениях и нападениях на отца Серафима диавол имел целию удалить его из пустыни. Однако же все усилия врага остались безуспешными: он был побежден, отступил со стыдом от своего победителя, но в покое его не оставил. Изыскивая новые меры к удалению старца из пустыни, злой дух начал воевать против него чрез злых людей. 12-го сентября 1804 года подошли к старцу три неизвестные ему человека, одетые по-крестьянски. Отец Серафим в это время рубил дрова в лесу. Крестьяне, нагло приступив к нему, требовали денег, говоря, что к тебе ходят мирские люди и деньги носят. Старец сказал: Я ни от кого ничего не беру.
            Но они не поверили. Тогда один из пришедших кинулся на него сзади, хотел свалить его на землю, но вместо того сам упал. От этой неловкости злодеи несколько оробели, однако же не хотели отступить от своего намерения. Отец Серафим имел большую физическую силу и, вооруженный топором, мог бы не без надежды обороняться. Эта мысль и мелькнула было мгновенно в его уме. Но он вспомнил при сем слова Спасителя: вси приемшии нож, ножем погибнут (Мф. 26, 52), не захотел сопротивляться, спокойно опустил на землю топор и сказал кротко, сложивши крестообразно руки на груди: Делайте, что вам надобно.
            Он решился претерпеть все безвинно Господа ради. Тогда один из крестьян, поднявши с земли топор, обухом так крепко ударил отца Серафима в голову, что у него изо рта и ушей хлынула кровь. Старец упал на землю и пришел в беспамятство. Злодеи тащили его к сеням кельи по дороге, яростно продолжая бить как звероловную добычу кто обухом, кто деревом, кто своими руками и ногами, даже поговаривали и о том, не бросить ли старца в реку? А как увидели, что он уже был точно мертвый, то веревками связали ему руки и ноги и, положив в сенях, сами бросились в келью, воображая найти в ней несметные богатства. В убогом жилище они очень скоро все перебрали, пересмотрели, разломали печь, пол разобрали, искали, искали и ничего для себя не нашли: видели только у него святую икону, да попалось несколько картофелин. Тогда совесть сильно заговорила у злодеев, в сердце их пробудилось раскаяние, что напрасно, без всякой пользы даже для себя избили благочестивого человека, какой-то страх напал на них, и они в ужасе бежали вон. Между тем отец Серафим от жестоких смертных ударов едва мог прийти в чувство, кое-как развязал себя, поблагодарил Господа, что сподобился ради Его понести раны безвинно, помолился, чтобы Бог простил убийц и, проведши ночь в келье в страданиях, на другой день с большим трудом, однако же сам пришел в обитель во время самой литургии. Вид его был ужасен! Волосы на бороде и голове были смочены кровью, смяты, спутаны, покрыты пылью и сором; лицо и руки избиты; вышибено несколько зубов; уши и уста запеклись кровью; одежды измятые, окровавленные, засохли и по местам пристали к ранам. Братия, увидев его в таком положении, ужаснулись и спрашивали: что с ним такое случилось? Ни слова не отвечая, отец Серафим просил пригласить к себе настоятеля отца Исайю и монастырского духовника, которым в подробности и рассказал все случившееся. И настоятель, и братия глубоко опечалены были страданиями старца. Таким несчастием отец Серафим вынужден был остаться в монастыре для поправления здоровья. Диавол, воздвигший злодеев, повидимому, торжествовал теперь победу над старцем, воображая, что навсегда изгнал его из пустыни. Первые восемь суток были для больного очень тяжки: не принимая ни пищи, ни воды, он не имел и сна от нестерпимой боли. В монастыре не надеялись, чтобы он пережил свои страдания. Настоятель, старец Исайя, на седьмой день болезни, не видя перелома к лучшему, послал в Арзамас за врачами. Освидетельствовавши старца, врачи нашли болезнь его в следующем состоянии: голова у него была проломлена, ребра перебиты, грудь оттоптана, все тело по разным местам покрыто смертельными ранами.
            Удивлялись они, как это старец мог остаться в живых после таких побоев. По старинной методе лечения врачи считали необходимым открыть кровь больному. Настоятель, зная, что больной и без того много потерял ее от ран, не соглашался на эту меру, но по настоятельному убеждению консилиума врачей решился предложить о том отцу Серафиму. Консилиум опять собрался в келье отца Серафима; он состоял из трех врачей; с ними было три подлекаря. В ожидании настоятеля они опять осмотрели больного, долго на латинском языке рассуждали между собою и положили: пустить кровь, обмыть больного, к ранам приложить пластырь, а в некоторых местах употребить спирт. Согласились также насчет того, что помощь необходимо подать как можно скорее. Отец Серафим с глубокою признательностию в сердце примечал их внимательность и попечение о себе. Когда все это происходило, вдруг повестили: Отец настоятель идет, идет отец настоятель!
            В эту минуту отец Серафим уснул: сон его был краткий, тонкий и приятный. Во сне увидел он дивное видение. Подходит к нему с правой стороны постели Пресвятая Богородица в царской порфире, окруженная славою. За нею следовали святые апостолы Петр и Иоанн Богослов. Остановясь у одра, Пресвятая Дева перстом правой руки показала на больного и, обратись пречистым ликом своим в ту сторону, где стояли врачи, произнесла: Что вы трудитесь?
            Потом опять, обратясь лицом к старцу, сказала: Сей от рода нашего, и кончилось видение, которого присутствующие не подозревали. Когда вошел настоятель, больной опять пришел в сознание. Отец Исайя с чувством глубокой любви и участия предложил ему воспользоваться советами и помощию врачей. Но больной, после стольких забот о нем, при отчаянном состоянии здоровья своего, к удивлению всех отвечал, что он не желает теперь пособия от людей, прося отца настоятеля предоставить жизнь его Богу и Пресвятой Богородице, истинным и верным врачам душ и телес. Нечего было делать, оставили старца в покое, уважая его терпение и удивляясь силе и крепости веры. Он же от дивного посещения исполнился неизреченной радости, и сия радость небесная продолжалась часа четыре. Потом старец успокоился, вошел в обыкновенное состояние, почувствовал облегчение от болезни, сила и крепость стали возвращаться к нему; встал он с постели, начал немного ходить по келье и вечером в девятом часу подкрепился пищею, вкусил немного хлеба и белой квашеной капусты. С того же дня он опять стал понемногу предаваться духовным подвигам.

* * *

Вот что рассказал послушник Иоанн о том, что поведал ему преподобный Серафим.
            Старец сказал мне: Радость моя! Молю тебя, стяжи мирный дух, и тогда тысячи душ спасутся около тебя.
            И это повторил еще два раза.
            Вслед за тем, в неизобразимой радости, с усилением голоса, старец сказал: Вот я тебе скажу об убогом Серафиме, и потом, понизя свой голос, продолжал, я усладился словом Господа моего Иисуса Христа, где Он говорил: в дому Отца Моего обители мнози суть, то есть для тех, которые служат Ему и прославляют Его святое Имя. На этих словах Христа Спасителя я, убогий, остановился и возжелал видеть оные небесные обители, и Господь не лишил меня, убогого, Своей милости, Он исполнил мое желание и прошение: вот я и был восхищен в эти небесные обители; только не знаю: с телом или кроме тела. Бог весть, это непостижимо. А о той радости и сладости небесной, которую я там вкушал, сказать тебе невозможно.
            И с сими словами отец Серафим замолчал. В это время он склонился несколько вперед, голова его с закрытыми взорами поникла долу, и простертою дланью правой руки он совершенно тихо и одинаково водил против сердца. Лицо его постепенно изменялось и издавало чудный свет и, наконец, до того просветилось, что невозможно было смотреть на него; на устах же и во всем выражении его была такая радость и восторг небесный, что поистине можно было назвать его в это время земным Ангелом и небесным человеком. Во все время таинственного своего молчания он как будто созерцал что-то с умилением и слушал что-то с изумлением. Но чем именно восхищалась и наслаждалась душа праведника, знает один Бог.
            Праведник Божий по немощи человеческого языка не мог словами объяснить дивного восхищения своего в небесные обители, зато показал мне чудным светом своего лица и таинственным своим молчанием. А я, хотя и был самовидцем этого дивного события, но всегда скажу одно и то же, что Бог весть, как все это совершилось.

* * *

Однажды прибежал в обитель простой крестьянин с шапкою в руке, с растрепанными волосами, спрашивая в отчаянии у первого встречного инока: Батюшка! Ты, что ли, отец Серафим?
            Ему указали отца Серафима. Бросившись туда, он упал к нему в ноги и убедительно говорил: Батюшка! У меня украли лошадь, и я теперь без нее совсем нищий; не знаю, чем кормить буду семью. А говорят, ты угадываешь.
            Отец Серафим, ласково взяв его за голову и приложив к своей, сказал: Огради себя молчанием и поспеши в такое-то (он назвал его) село. Когда будешь подходить к нему, свороти с дороги вправо и пройди задами четыре дома: там ты увидишь калиточку; войди в нее, отвяжи свою лошадь от колоды и выведи молча.
            Крестьянин тотчас с верою и радостию побежал обратно, нигде не останавливаясь. После в Сарове был слух, что он действительно отыскал лошадь в показанном месте.
            Другой, подобный сему, случай рассказывал отец Павел, инок Саровский.
            - Однажды привел я, говорил он, к отцу Серафиму молодого крестьянина с уздою в руках, плакавшего о потере своих лошадей,  оставил их одних. Чрез несколько же времени, встретив опять этого крестьянина, я спросил у него: Ну, что? Отыскал ли ты своих лошадей?
           - Как же, батюшка, отыскал, отвечал крестьянин.
           - Где и как? спросил я еще его.
            А он отвечал: Отец Серафим сказал мне, чтобы я шел на торг и там увижу их. Я и вышел, и как раз увидал и взял к себе моих лошадок.

* * *

Случай прозорливости отца Серафима поведала некая госпожа Н.Н.
            В 1825 году в первый раз посетила я с сестрою Саровскую пустынь с пламенным желанием увидеть старца Серафима и получить от него благословение. Сестра моя первая удостоилась видеть его после утрени и была в восхищении от его ласкового приема. Я же не могла видеть его вместе с нею, потому что не была у заутрени по причине сильной головной боли. По окончании же обедни отправились мы обе к благочестивому старцу в келью. Дорогою я заметила, что служитель сестры моей нес за нами две бутылки, и полюбопытствовала спросить у сестры: что такое несет он? Сестра отвечала, что она пожелала, по примеру других посетителей Сарова, принести в дар отцу Серафиму немного церковного вина и масла. Я же, не зная об этом прежде и не имея с собой в то время ничего, что бы могла и с своей стороны принести также в дар отцу Серафиму, очень опечалилась. Но сестра, видя мое смущение, предложила мне взять одну из этих бутылей и поднести ее старцу от себя. Я очень обрадовалась этому предложению, и таким образом мы пришли в келью отца Серафима. Когда я взглянула на праведного старца, то уже не хотела ни на что более смотреть в его келье. Я не могла свести глаз с его лица, в котором дышала доброта, смирение и святость. Он принял нас, как отец детей, давал нам просфор и красного вина, снимал с себя крест и давал нам целовать его. Сестра подала ему принесенную бутылку церковного вина, и он принял ее очень милостиво и благословил сестру. Потом и я подала ему бутылку с маслом. Старец, взяв ее также милостиво, вдруг сказал мне: Впредь, если вздумаешь, матушка, что принести мне, то свое принеси, и, заметив, в какое я пришла смущение и замешательство от этих слов, тотчас же прибавил самым кротким тоном: Я хотел, матушка, сказать тебе, что если ты живешь в деревне, то, верно, там есть пчелы; так ты велела бы из воску насучить свеч, тогда бы это и было твое.
            После того он начал беседовать с нами о пользе душ наших, много говорил о спасительном пути христианском, и каждое слово его запечатлевалось в сердце нашем.

* * *


            Кроме дара прозорливости, Господь Бог являл в старце Серафиме благодать исцеления недугов и болезней телесных. Так 11-го июня 1827 года исцелена была Александра, жена Нижегородской губернии, Ардатовского уезда, села Елизарьева дворового человека Варфоломея Тимофеева-Лебедева. В то время этой женщине было 22 года, и она имела двух детей. 6-го апреля 1826 года, в день сельского праздника, она, возвратившись после литургии из церкви, пообедала и потом вышла за ворота прогуляться с мужем. Вдруг, Бог знает с чего, с нею сделалась дурнота, головокружение; муж едва мог довести ее до сеней. Здесь она упала на пол. С нею началась рвота и ужасные судороги; больная помертвела и впала в совершенное беспамятство. Чрез полчаса, как бы пришедши в себя, она начала скрежетать зубами, грызть все, что попадалось, и наконец уснула. Спустя месяц эти болезненные припадки стали повторяться с нею ежедневно, хотя не всякий раз в одинаково сильной степени.
            Сначала больную лечил домашний сельский лекарь Афанасий Яковлев, но предпринимаемые им средства не имели никакого успеха. Потом возили Александру на Илевский и Вознесенский железные заводы: там был иностранный доктор; он взялся лечить ее, давал разные медикаменты, но, не видя успеха, отказался от дальнейшего лечения и советовал еще съездить в Выксу, на чугунные заводы. В Выксе же, по описанию мужа больной, доктор был иностранец с большою привилегиею. По доброму согласию с управляющим, который принимал участие в больной, выксинский доктор истощил все свое внимание, познания и искусство и наконец дал такой совет: Теперь вы положитесь на волю Всевышнего и просите у Него помощи и защиты; из людей же никто вас вылечить не может.
            Такой конец лечения очень опечалил всех и больную поверг в отчаяние.
            В ночь на 11-е июня 1827 года больная увидела сон. Явилась ей незнакомая женщина, весьма старая, со впалыми глазами, и сказала: Что ты страждешь и не ищешь себе врача?
            Больная испугалась и, положивши на себя крестное знамение, начала читать молитву святому Кресту: Да воскреснет Бог и расточатся врази его. Явившаяся отвечала ей: Не убойся меня: я такой же человек, только теперь не сего света, а из царства мертвых. Встань с одра своего и поспеши скорее в Саровскую обитель к отцу Серафиму: он тебя ожидает к себе завтра и исцелит тебя.
            Больная осмелилась спросить ее: Кто ты такая и откуда?
            Явившаяся отвечала: Я из Дивеевской общины, первая тамошняя настоятельница Агафия.
            На другой день утром родные запрягли пару господских лошадей и поехали в Саров. Только больную невозможно было вести шибко: беспрестанно делались с нею обмороки и судороги. Сарова достигла больная уже после поздней литургии, во время трапезы братии. Отец Серафим затворился и никого не принимал; но больная, приблизившись к его келье, едва успела сотворить молитву, как отец Серафим вышел к ней, взял ее за руки и ввел в свою келью. Там он накрыл ее эпитрахилью и тихо произнес молитвы ко Господу и Пресвятой Богородице; потом он напоил больную святою богоявленскою водою, дал ей частицу святого антидора да три сухарика и сказал: Каждые сутки принимай по сухарю со святою водою, да еще сходи в Дивеево на могилу рабы Божией Агафий, возьми себе земли и сотвори на сем месте сколько можешь поклонов: она (Агафия) о тебе сожалеет и желает тебе исцеления.
            Потом прибавил: Когда тебе будет скучно, ты помолись Богу и скажи: Отче Серафиме! Помяни меня на молитве и помолись о мне, грешной, чтобы не впасть мне опять в сию болезнь от супостата и врага Божия.
            Тогда от болящей недуг отошел ощутительно с великим шумом: она была здорова во все последующее время и невредима. После этого недуга она родила еще четырех сынов и пять дочерей. Собственноручная запись о сем мужа исцеленной оканчивается следующим послесловием: Имя отца Серафима мы и поднесь в нашем сердце глубоко сохраняем и на каждой панихиде поминаем его со своими родными.

* * *

Старица Дивеевской обители Матрона Плещеева рассказывала о следующем чудесном обстоятельстве.
            Поступивши в Дивеевскую общину, я проходила, по благословению отца Серафима, послушание в том, что приготовляла сестрам пищу.
            Однажды, по слабости здоровья и вражескому искушению, я пришла в такое смущение и уныние, что решилась совершенно уйти из обители тихим образом, без благословения: до такой степени трудным и невыносимым показалось мне это послушание. Без сомнения, отец Серафим провидел мое искушение, потому что вдруг прислал мне сказать, чтобы я пришла к нему.
            Исполняя его приказание, я отправилась к нему на третий день Петрова дня, по окончании трапезы, и всю дорогу проплакала. Пришедши к Саровской его келье, я сотворила, по обычаю, молитву, а старец, сказав: Аминь, встретил меня как отец чадолюбивый и, взяв за обе руки, ввел в келью. Потом сказал: Вот, радость моя, я тебя ожидал целый день.
            Я отвечала ему со слезами: Батюшка, тебе известно, какое мое послушание, раньше нельзя было, только что я покормила сестер, как в ту же минуту и отправилась к тебе и всю дорогу проплакала.
            Тогда отец Серафим утер мои слезы своим платком, говоря: Матушка, слезы твои не даром капают на пол, и потом, подведя к образу Царицы Небесной Умиления, сказал: Приложись, матушка, Царица Небесная утешит тебя. Я приложилась к образу и почувствовала такую радость на душе, что совершенно оживотворилась. После того отец Серафим сказал: Ну, матушка, теперь ты поди на гостиную, а завтра приди в дальнюю пустыньку.
            Но я возразила ему: Батюшка, я боюсь идти одна в дальнююто пустыньку.
            Отец же Серафим на это сказал: Ты, матушка, иди до пустыньки и сама все на голос читай Господи, помилуй, и сам пропел при этом несколько раз: Господи, помилуй. А к утренито не ходи, но как встанешь, то положи 50 поклонов и поди.
            Я так и сделала, как благословил отец Серафим; вставши, положила 50 поклонов и пошла и во всю дорогу на голос говорила: Господи, помилуй.
            От этого я не только не ощущала никакого страха, но еще чувствовала в сердце величайшую радость, по молитвам отца Серафима.
            Подходя к дальней пустыньке, вдруг увидела, что отец Серафим сидит близ своей кельи на колоде, и подле него стоит ужасной величины медведь. Я так и обмерла от страха и закричала во весь голос: Батюшка, смерть моя! и упала.
            Отец Серафим, услышав мой голос, ударил медведя и махнул ему рукой. Тогда медведь, как разумный, тотчас пошел в ту сторону, куда махнул ему отец Серафим, в густоту леса. Я же, видя все это, трепетала от ужаса и даже, когда подошел ко мне отец Серафим со словами:  Не ужасайся и не пугайся, я продолжала по-прежнему кричать: Ой, смерть моя!
            На это старец отвечал мне: Нет, матушка, это не смерть; смерть от тебя далеко; а это радость.
            И затем он повел меня к той же самой колоде, на которой сидел прежде и на которую, помолившись, посадил меня и сам сел! Не успели мы сесть, как вдруг тот же самый медведь вышел из густоты леса и, подойдя к отцу Серафиму, лег у ног его. Я же, находясь вблизи такого страшного зверя, сначала была в величайшем ужасе и трепете, но потом, видя, что отец Серафим обращается с ним без всякого страха, как с кроткой овечкой, и даже кормит его из своих рук хлебом, который принес с собою в сумке, я начала мало-помалу оживотворяться верою. Особенно чудным показалось мне тогда лицо великого отца моего: оно было светло, как у ангела, и радостно.
            Наконец, когда я совершенно успокоилась, а старец скормил почти весь хлеб, он подал мне остальной кусок и велел самой покормить медведя. Но я отвечала: Боюсь, батюшка, он и руку мне отъест.
            Отец же Серафим, посмотрев на меня, улыбнулся и сказал: Нет, матушка, веруй, что он не отъест твоей руки.
            Тогда я взяла поданный мне хлеб и скормила его весь с таким утешением, что желала бы еще кормить его, ибо зверь был кроток и ко мне, грешной, за молитвы отца Серафима.
            Видя меня спокойною, отец Серафим сказал мне: Помнишь ли, матушка, у преподобного Герасима на Иордане лев служил, а убогому Серафиму медведь служит. Вот и звери нас слушают, а ты, матушка, унываешь; а о чем нам унывать? Вот если бы я взял с собою ножницы, то и остриг бы его.
            Тогда я в простоте сказала: Батюшка, что, если этого медведя увидят сестры, они умрут от страха.Но он отвечал: Нет, матушка, сестры его не увидят.
            А если кто-нибудь заколет его? спросила я. Мне жаль его.
            Старец отвечал: Нет, и не заколют; кроме тебя никто его не увидит.
            Я еще думала, как рассказать мне сестрам об этом страшном чуде? А отец Серафим на мои мысли отвечал: Нет, матушка, прежде 11 лет после моей смерти никому не поведай этого, а тогда воля Божия откроет, кому сказать.
            В последствии времени старица Матрона пришла по какой-то надобности в келью, где занимался живописью по благословению отца Серафима крестьянин Ефим Васильев, известный по своей вере и любви к старцу, и увидя, что он рисовал отца Серафима, вдруг сказала ему: Тут бы по всему прилично написать отца-то Серафима с медведем.
        Ефим Васильев спросил ее, отчего она так думает. И она рассказала ему первому об этом дивном событии. Тогда исполнилось ровно 11 лет, заповеданных старцем.

* * *

Некоторые посвящали жизнь свою Богу в Дивеевской общине из благодарности за исцеление, полученное чрез отца Серафима. Нижегородской губернии, деревни Погибловой, одиннадцатилетняя девочка-сирота В. К. во время свадьбы родного своего брата совершенно неожиданно и без всякой видимой причины упала в воротах двора и лежала в бесчувственном состоянии. Одна посторонняя женщина той же деревни из жалости взяла больную к себе в дом. В девочке открылась сильная внутренняя боль с онемением и окаменением живота. В течение двух лет припадки болезни усиливались и повторялись часто. Раз, к светлому празднику Пасхи, больную В. К. взяли в Саров к батюшке отцу Серафиму. Когда старец, находясь у своей кельи, благословлял народ, подошла и она в толпе. Отец Серафим взял ее за руку, ввел к себе в келью, положил свои руки на ее голову, потом помазал ее елеем из лампады и больная с тех пор получила выздоровление. Когда исполнилось ей семнадцать лет, она поступила в Дивеевскую обитель.

* * * 

Саровский монах Киприян был смущаем тягостию возложенного на него послушания, пошел к отцу Серафиму в келью за наставлением.
            Не успел я войти к нему в келью, ни сказать ни одного слова, говорил монах, встретил он меня у двери и сказал: Радость моя! Нет дороги отказываться от послушания.

* * *

Посетили отца Серафима две девицы, духовные дочери Стефана, Саровской пустыни схимонаха. Одна из них была купеческого сословия, молодых лет, другая из дворян, уже пожилая возрастом. Последняя от юности горела любовию к Богу и желала давно сделаться инокинею, только родители не давали ей на то благословения. Обе девицы пришли к отцу Серафиму принять благословение и попросить у него советов. Благородная, сверх того, просила благословить ее на вступление в монастырь. Старец, напротив, стал советовать ей вступить в брак, говоря: Брачная жизнь благословлена Самим Богом. В ней нужно только с обеих сторон соблюдать супружескую верность, любовь и мир. В браке ты будешь счастлива, а в монашество нет тебе дороги. Монашеская жизнь трудная, не для всех выносима.
            Девица же из купеческого звания, юная возрастом, о монашестве не думала и слова о том отцу Серафиму не говорила. Между тем, он сам от себя благословил ее, по своей прозорливости, поступить в иноческий сан, даже назвал монастырь, в котором она будет спасаться. Обе остались одинаково недовольны беседою старца; а девица пожилых лет даже оскорбилась его советами и охладела в своем усердии к нему. Сам духовный отец их, иеромонах Стефан, удивлялся и не понимал, почему, в самом деле, старец пожилую особу, ревностную к иноческому пути, отвлекает от монашества, а деву юную, не желающую иночества, благословляет на путь сей. Последствия, однако же, оправдали старца. Благородная девица уже в преклонных летах вступила в брак и была счастлива. А юная - действительно пошла в тот монастырь, который назвал прозорливый старец.

* * * 

Ротмистр Теплое рассказал.
            В 1830 году, по случаю бывшей болезни жены моей, обещались мы съездить на богомолье в Тихвин к чудотворной иконе Царицы Небесной. Но в тот самый день, когда нам нужно было выехать, жена моя, сходя по лестнице со второго этажа, споткнулась и вывихнула себе чашку у колена. Хотя же при помощи костоправа нога и была поправлена, но при малейшем после того движении чашка сдвигалась опять со своего места, так что, по-видимому, невозможно было совсем нам ехать. Однако ж, имея полную веру к молитвам отца Серафима, мы не хотели отлагать поездки до другого времени и отправились в путь тогда же, что было зимою. На пути боль ее усилилась, и это заставляло меня, при всем уповании на молитвы отца Серафима, несколько раз предлагать жене совет о возвращении домой. Но она не соглашалась. А так как у нас принято было за священное правило не проезжать Саровской пустыни, не приняв благословения отца Серафима, то мы и на этот раз повернули к нему с большой дороги. Еще мы были далеко от обители, как вдруг боль в ноге жены моей начала уменьшаться и по мере приближения нашего к Сарову становилась все слабее, и слабее и, наконец, когда мы въехали в самую пустынь, она прекратилась совершенно: чашка установилась на своем месте и опухоль исчезла. Мы явились к старцу в келью для получения его благословения, и он, благословивши нас, приказал нам прийти к нему в пустыньку, к источнику, куда мы и прибыли около полудня. Старец принял нас очень милостиво, напоил водою из источника, дал на дорогу в Тихвин две ржаные корки и, благословляя на путь, сказал: Грядите, грядите, грядите! Дорожка гладенькая.
            Последние слова отца Серафима мы вспомнили на возвратном пути из Тихвина, потому что, хотя это было и в январе месяце, но в ожидании поезда Государя Императора дорогу так уровняли, что на ней не встречали почти ни одного ухаба.

* * *

Даром прозорливости своей отец Серафим приносил много пользы ближним. Так, была в Сарове из Пензы благочестивая вдова диакона, по имени Евдокия. Желая принять благословение старца, она в среде множества народа пришла за ним из больничной церкви и остановилась на крыльце его кельи, ожидая позади всех, когда придет очередь ее подойти к отцу Серафиму. Но отец Серафим, оставивши всех, вдруг говорит ей: Евдокия! Поди ты сюда поскорее.
            Евдокия необыкновенно удивлена была, что он назвал ее по имени, никогда не видавши ее, и подошла к нему с чувством благоговения и трепета. Отец Серафим благословил ее, дал святого антидора и сказал: Тебе надобно поспешить домой, чтоб застать дома сына.
            Евдокия поспешила и в самом деле едва застала сына своего дома: в ее отсутствие начальство Пензенской семинарии назначило его студентом Киевской академии и, по причине дальности расстояния Киева от Пензы, спешила скорее отправить его на место. Этот сын, по окончании курса в Киевской академии, пошел в монашество под именем Иринарха, был наставником в семинариях, ректором и впоследствии епископом.

* * *

Один больной страдал расслаблением всех членов, особенно же его мучила нестерпимая боль в одном ухе. Лекарства ему нисколько не помогали. В ухе, наконец, образовался завал. По совету добрых людей он отправился в Саров просить молитв и помощи отца Серафима. Когда больной, вошедши, упал ему в ноги, то старец, ни слова не говоря, подошел к лампаде, горящей пред образом Божией Матери, омочил в масло перст свой и помазал больное место уха. Больной в ту же минуту почувствовал облегчение, а вскоре и вся боль прошла. Тут же старец, между прочим, сказал выздоровевшему: Ты будешь наш, и он, несмотря на значительные препятствия, действительно вступил в Саровскую пустынь. 

* * *

Что касается собственно до писем, то отец Серафим, часто не распечатывая, знал их содержание и давал ответы, говоря обыкновенно так: Вот что скажи от убогого Серафима, и прочее.
            В этом удостоверяют многие боголюбивые особы, обращавшиеся с отцом Серафимом лично или чрез письма. После смерти старца в келье его нашли много нераспечатанных писем, по которым однако же даны были в свое время изустные ответы.

* * *

Я был свидетелем, говорил Лихачевский крестьянин, работавший в Сарове, как несколько мужчин привели с величайшими усилиями к сеням пустынной кельи отца Серафима одну бесноватую женщину, которая во всю дорогу упиралась, а у крыльца сеней упала и, закинувши голову назад, кричала: Сожжет, сожжет!
            Отец Серафим вышел из кельи и, так как женщина не хотела открыть рот, насильно влил ей несколько капель святой воды. Я и все мы увидели, что в ту же минуту из ее рта вылетело как бы дымное облако. Когда же старец вслед за тем оградил ее крестным знамением и с благословением сотворил над нею святую молитву, бесноватая очнулась и сама начала молиться. Впоследствии, увидев ее в Саровском соборе совершенно здоровую, я спросил: Что она теперь чувствует? Слава Богу, отвечала она, теперь я не чувствую прежней болезни.

* * *

Была у отца Серафима одна мещанка города Балахны, по фамилии Заяева. Старец советовал ей непременно поступить в монастырь; та отказывалась. Он открыл ей и причины своего совета: Ты будешь, говорил он, несчастлива замужеством, много будет у тебя детей, а мужа лишишься, останешься вдовою и будешь терпеть еще большую бедность, чем при муже.
            Заяева не послушалась советов старца, вышла замуж и после горько жалела о том, ибо все слова отца Серафима исполнились над нею.

* * *

Однажды замечено было, что во время молитвы старец Серафим стоял на воздухе. Случай этот рассказан княгинею Е. С. Ш.
            Приехал к ней из Петербурга больной племянник ее Г. Я. Она, не медля долго, повезла его в Саров к отцу Серафиму. Молодой человек был объят таким недугом и слабостию, что не ходил сам и его на кровати внесли в монастырскую ограду. Отец Серафим в это время стоял у дверей своей монастырской кельи, как бы ожидая встретить расслабленного. Тотчас он просил внести больного в свою келью и, обратившись к нему, сказал: Ты, радость моя, молись, и я буду за тебя молиться, только, смотри, лежи как лежишь и в другую сторону не оборачивайся. Больной долго лежал, повинуясь словам старца. Но терпение его ослабело, любопытство подстрекало его взглянуть, что делает старец. Оглянувшись же, он увидел отца Серафима стоящим на воздухе в молитвенном положении, и от неожиданности и необычайности видения вскрикнул. Отец Серафим по совершении молитвы подошедши к нему, сказал: Вот ты теперь будешь всем толковать, что Серафим святой, молится на воздухе. Господь тебя помилует. А ты, смотри, огради себя молчанием и не поведай того никому до дня преставления моего, иначе болезнь твоя опять вернется.
            Г. Я. действительно встал с постели и, хотя опираясь на других, но уже сам на своих ногах вышел из кельи. В монастырской гостинице его осаждали вопросами: Как и что делал и что говорил отец Серафим? но к удивлений всех он не сказал ни одного слова. Молодой человек, совершенно исцелившись, опять был в Петербурге и снова чрез несколько времени воротился в имение княгини Ш. Тут он сведал, что старец Серафим опочил от трудов своих, и тогда рассказал о его молении на воздухе.

* * *

За год и десять месяцев до своей кончины отец Серафим сподобился посещения Богоматери.
            Посещение сие было ранним утром в день Благовещения, 25-го марта 1831 года.
            Батюшка, сказывала старица Дивеевской общины Евпраксия (в мире Евдокия), за два дня приказал мне прийти к себе к этому дню. Когда я пришла, батюшка объявил: Нам будет видение Божией Матери, и, наклонив меня ниц, прикрыл своею мантиею и читал надо мною по книге.
            Потом, подняв меня, сказал: Ну, теперь держись за меня и ничего не убойся.
            В это время сделался шум, подобно шуму леса от большого ветра. Когда оный утих, послышалось пение, подобное церковному. Потом дверь в келью сама собою отворилась, сделалось светло белее дня, и благоухание наполнило келью, похожее, но лучше росного ладана. Батюшка стоял на коленях, воздев руки к небу. Я испугалась. Батюшка встал и сказал: Не убойся, чадо: это не беда, а ниспосылается нам от Бога милость. Вот Преславная, Пречистая Владычица наша Пресвятая Богородица грядет к нам!
            Впереди шли два ангела, держа один в правой, а другой в левой руке по ветви, усаженной только что расцветшими цветами. Волосы их подобились золотисто-желтому льну и лежали распущенные на плечах. Они стали впереди. За ними шли: святой Иоанн Предтеча и святой Иоанн Богослов. Одежда на них была белая, блестящая от чистоты. За ними шли Богоматерь, а за Нею двенадцать дев. Царица Небесная имела на себе мантию подобно той, как пишется на образе скорбящей Божией Матери, блестящую, но какого цвета сказать не могу, несказанной красоты, застегнутую под шеею большою круглою пряжкою, застежкою, убранною крестами, разнообразно изукрашенными, но чем не знаю, а помню только, что она сияла необыкновенным светом. Платье, сверх коего была мантия, было зеленое, перепоясанное высоко поясом. Сверх мантии была как бы епитрахиль, а на руках поручи, которые, равно как и епитрахиль, убраны были крестами. Ростом
Она казалась выше всех дев. На голове Ее была возвышенная корона, крестами разнообразно украшенная, прекрасная, чудная, сиявшая таким светом, что нельзя было смотреть глазами, равно как на пряжку, застежку и на самое лицо Царицы Небесной. Власы Ее были распущены по плечам и были длиннее и прекраснее ангельских. Девы шли за Нею попарно, в венцах, в одеждах разного цвета, были разного роста, разных лиц и разного цвета волос, лежащих также по плечам; все великой красоты, но одни других были лучше и стали кругом всех нас. Царица Небесная была в середине. Келья сделалась просторная и верх весь исполнился огней, как бы горящих свеч. Светлее было полдней; свет был особый, не похож на дневной свет, было светлее и белее солнечного света. Я испугалась и упала. Царица Небесная подошла ко мне и, коснувшись правою рукою, изволила сказать: Встань, девица, и неубойся нас. Такие же девы, как ты, пришли сюда со мною. 
            Я не почувствовала, как встала. Царица Небесная изволила повторить: Не убойся, Мы пришли посетить вас.
            Отец Серафим стоял уже не на коленях, а на ногах пред Пресвятою Богородицею, и Она говорила с ним столь милостиво, как бы с родным человеком. Объятая великою радостию, спросила я отца Серафима: Где мы?
            Я думала, что я уже не живая; потом, когда спросила его: Кто это? то Пречистая Богородица приказала мне подойти к девами самой спросить их. Они стояли постепенно по сторонам, как шли: в первых местах стояли великомученицы Варвара и Екатерина, во вторых святая первомученица Фекла и святая великомученица Марина, в третьих святая великомученица и царица Ирина и преподобная Евпраксия, в четвертых святые  великомученицы Пелагия и Дорофея, в пятых преподобная Макрина и мученица Иустина, в шестых святая великомученица Иулиания и мученица Анисия. Я подходила к каждой из них, каждая мне сказала свое имя и подвиги мученичества и жизни Христа ради, сходно с тем, как написано о них
в Четьи-минеях; все говорили: Не так Бог даровал нам эту славу, а за страдание, за поношение. И ты пострадаешь.
            Пресвятая Богородица много говорила отцу Серафиму такого, что участница в видении не могла слышать; а вот что она слышала: Не оставь дев моих (Дивеевских).
            Отец Серафим отвечал: О, Владычица! Я собираю их, но сам собою не могу их управить.
            На это Царица Небесная отвечала: Я тебе, любимиче мой, во всем помогу. Возложи на них послушание; если исправят, то будут с тобою и близ Меня; а если потеряют мудрость, то лишатся участи сих ближних дев Моих; ни места, ни венца такого не будет. Кто обидит их, тот поражен будет от Меня; кто послужит им ради Господа, тот помяновен будет пред Богом.
            Потом, обратясь ко мне, сказала мне: Вот посмотри на сих дев Моих и на венцы их: иные из них оставили земное царство и богатство, возжелав царства вечного и небесного, возлюбили нищету самоизвольную, возлюбили Единого Господа и за то, видишь, какой славы и почести сподобились. Как было прежде, так и ныне. Только прежние мученицы страдали явно, а нынешние тайно, сердечными скорбями, и мзда им будет такая же.
            Видение кончилось тем, что Пресвятая Богородица сказала отцу Серафиму: Скоро, любимиче мой, будешь с нами, и благословила его.
            Простились с ним и все святые: святой Иоанн Предтеча и Иоанн Богослов благословили его, а девы целовались с ним рука в руку. Мне сказано было: Это видение тебе дано ради молитв отцов Серафима, Марка, Назария и Пахомия.
            И потом в одно мгновение стало все невидимо. Видение продолжалось не один час. Батюшка, обратясь после этого ко мне, сказал: Вот, матушка, какой благодати сподобил Господь нас, убогих. Мне таким образом уже 12-й раз было явление от Бога. И тебя Господь сподобил. Вот какой радости достигли! Есть нам по чем веру и надежду иметь ко Господу. Побеждай врага-диавола и противу его будь во всем мудрая: Господь тебе во всем поможет. Призывай себе на помощь Господа и Матерь Божию, святых и меня, убогого, поминай. Помни и говори в молитве: Господи, как мне умереть будет? Как мне, Господи, на страшный суд прийти? Как мне, Господи, ответ отдать за мои дела? Царица Небесная, помози мне! 

* * *

В 1822 году Елена Васильевна Мантурова на 17-м году сделалась невестой. Но вдруг, хотя жених ей нравился, она отказала ему, между тем, как ее веселость и стремление к забавам пугали ее родных. Вскоре скончался родной их дед, отец матери, богатый человек, потерявший внуков из виду и вызывавший их чрез газеты, чтоб передать им пред смертью свое состояние. Елена Васильевна, отправившись к нему, не застала деда в живых. На обратном пути, сидя в карете, в городе Княгинине, она была найдена людьми в оцепенении, с выражением невыразимого страха на лице. Когда она немного очнулась, ей предложили послать за священником, боясь, что она умирает; она исповедалась и приобщилась. Она рассказала потом брату, что, выходя из кареты и ступив на подножку, она невольно подняла голову кверху и увидела над головой громадного черного безобразного змия, изрыгавшего пламя и готового поглотить ее своею пастью. В ужасе, чувствуя на себе его дыхание, она закричала: Царица Небесная, спаси! Дам Тебе клятву никогда не выходить замуж и пойти в монастырь!
            Тогда змий исчез.
            С тех пор Елена Васильевна совершенно изменилась, стала уединяться, читать священные книги. Мирская жизнь сделалась для нее невыносима.
            Она упрашивала преподобного Серафима благословить ее на монашество; но три года, испытывая ее, старец удерживал ее.
            Наконец, она поселилась в Дивееве, где заняла крошечный чуланчик около маленькой кельи, выходившей крылечком к западной стене Казанской церкви. Она жила в постоянной молитве, созерцании и совершенном молчании. Часто подолгу безмолвно сидела на крылечке, погруженная в глубокие думы. Великий старец много беседовал с ней, руководя жизнью ее сильной и боголюбивой души. Елена Васильевна творила много тайного добра. Зная нужду бедных сестер, она тайно раздавала им, что получала, говоря при этом: Вот матушка такая-то просила меня передать тебе!
            Вся пища ее состояла из печеного картофеля и лепешек, висевших у нее на крылечке в мешочке. Спала она на камне, прикрытом плохим ковром.
            Когда на деньги Михаила Васильевича была выстроена и освящена для сестер большая с особым ходом пристройка к сельскому Дивеевскому храму, Елена Васильевна безвыходно почти бывала в этой церкви, по шести часов кряду читая псалтирь, так как мало было грамотных сестер.
            В 1832 году Мантуров, находясь по послушанию старцу в дальнем отъезде, заболел злокачественной лихорадкой. Тогда отец Серафим призвал к себе его сестру и сказал ей: Ты всегда меня слушала, радость моя, и вот теперь хочу я тебе дать одно послушание. Исполнишь ли его, матушка?
            Елена Васильевна взялась исполнить.
            Вот видишь ли, матушка, сказал ей тогда старец, Михаил Васильевич, братец твой, болен у нас, и пришло время ему умирать.
            А он еще нужен для обители нашей. Так вот и послушание тебе: умри ты за Михаила Васильевича!
            Благословите, батюшка, смиренно и покорно ответила Елена Васильевна. 
            Старец долго утешительно беседовал с ней, говоря о смерти и вечности. Выходя от старца, она упала, а когда привезли ее домой, слегла. За несколько дней своей болезни она особоровалась и часто приобщалась. Духовник предложил ей вызвать ее брата, который ее очень любил. Но она сказала: Нет, мне будет жаль его, и это возмутит мою душу, которая уже не явится к Богу такою чистою, как то подобает.
            Последние три дня своей жизни Елена Васильевна видела светлые видения и великие, дивные откровения. Она велела приготовить себя еще живою в гроб и вынести в церковь сейчас же после смерти. Действительно, как только она тихо предала Богу дух, сестры с горькими рыданиями вошли в ее крошечную келью и ее еле могли положить в присланный за трое суток до того преподобным Серафимом гроб, выдолбленный из целого дуба. Зазвонили к вечерне, и ее тотчас вынесли в церковь. Она лежала в рубашке отца Серафима, платье и монашеской ряске. В руки ей вложили шерстяные четки. Волосы, которые она всегда заплетала в косу, были закрыты под платком шапочкою из поручей отца Серафима, которую сам старец надел ей после пострижения. Она скончалась 28 мая 1832 года, пробыв в Дивееве 7 лет и 27 лет от роду.
            Михаил Васильевич Мантуров надолго пережил сестру и преподобного Серафима. Много пришлось ему поработать для Дивеевской общины, много вынести за нее хлопот, унижений, огорчений. Он скончался в 60-летнем возрасте, накануне праздника Казанской иконы, 7 июля 1858 года, и схоронен недалеко от сестры, слева от Рождественской церкви.

* * *

Трогательна была забота преподобного Серафима об умерших. Он сам рассказывал следующее.
            Умерли две монахини, бывшие обе игуменьями. Господь открыл мне, как души их были ведены по воздушным мытарствам, что на мытарствах они были истязуемы, потом осуждены. Трое суток молился я о них, убогий, прося о них Божию Матерь. Господь, по Своей благости, молитвами Богородицы помиловал их: они прошли все воздушные мытарства и получили от Бога прощение.

* * *

Как-то в последнее время жизни старца один брат Саровский, придя к нему вечером, спросил у него, почему, против обыкновения, в келье отца Серафима темно. Едва старец сказал, что нужно зажечь лампаду, и трижды перекрестился, произнося: Владычица моя, Богородице, как лампада зажглась сама собою. Тот же брат пришел к нему в другой раз, в семь часов вечера, и застал его в сенях стоящим у гроба. Старец давал этому брату огня из своей кельи на благословение, и вот за этим огнем брат теперь и пришел к нему. Когда он отворил дверь в келью, отец Серафим сказал: Ах, лампада моя угасла, а надобно, чтобы она горела, и стал молиться пред образом Богоматери.
            В это время пред иконою появился голубоватый свет, потянулся подобно ленте, стал навиваться на светильню большой восковой свещи, и она зажглась. Старец, взяв маленькую свечку и засветив ее от большой, дал ее в руки пришедшему брату и начал беседовать с ним.

* * *

Был уже вечер, когда совершилось это чудо с лампадами. Становилось темно. В келье батюшки Серафима вопреки обычаю не горело ни одной свечки перед иконами, не было затеплено ни одной лампады.
            И подумал я, так сказывал Мантуров, что это батюшка лампадок-то не зажигает? Забыл, видно? И вдруг, не успел я это подумать, смотрю: сперва по одной лампадной цепочке, а там и по цепочке другой лампады откуда-то сверху стал, словно ленточкой, обвиваться голубоватенький огонек; обвился змейкой и зажег обе светильни. Я от страху не смел пошевельнуться. А батюшка и говорит: Не убойся, Мишенька! Тому так и должно быть. Это Ангел Господень зажигает лампадки. Вот был бы ты девственник, и тебе было бы открыто явление Ангела; но ты женат, и потому тебе Ангела видеть не можно.

* * *

Отец Серафим является во сне шацкой (город Шацк) купчихе Петаковской, знавшей его при жизни, и говорит: В ночь воры подломили лавку твоего сына. Но я взял метелку и стал мести около лавки, и они ушли.

* * * 

Два года спустя после кончины отца Серафима сестра Дивеевской обители Н. К. была больна горячкою и уже находилась при дверях гроба, так что, отчаявшись во всех способах врачевания, ее соборовали святым елеем. Во время болезни она совершенно потеряла владение рукою, и ее перекладывали на постели, подложив платок. Однажды видит она во сне отца Серафима.
            Он говорит ей: Что ты, матушка, не придешь ко мне на источник?
             Она отвечала: Я больна: у меня рука отнялась.
            Которая? спрашивает старец.
            Правая.
            Старец, взяв ее за больную руку, поднял, повторяя: Приди ко мне на источник.
            Проснувшись, она нашла руку свою исцеленною и могла действовать как здоровою. Но, будучи слаба от бывшей горячки, не могла идти пешком в Саров: в тот же день ее повезли туда, облили водою из источника отца Серафима и она получила полное выздоровление и обновление сил.   

 * * *

Сестра Дивеевской обители Ф. В. сделалась больна глазами. Накануне нового 1835 года видит она сон, что находится в церкви Тихвинской Божией Матери. Отец Серафим выходит из царских врат в белой ризе, подает воздух и велит отереть им глаза, а сам стал позади ее. Она спросила его: Ты ли это, батюшка?
            Серафим отвечал: Какая ты, радость моя, неверующая! Сама же просила меня, а не веришь, ведь я у вас обедню совершаю.
            После сего Серафим сделался невидим. С этого времени болезнь глаз прошла у сестры.

    * * *

Монатейный монах Саровской пустыни отец Киприан писал в 1840 году: По смерти отца Серафима досталась мне шапочка из черной крашенины, которую он обыкновенно нашивал на голове своей. Издавна я подвержен был сильной и продолжительной головной болезни, от которой лежал по несколько дней в постели. С приобретением шапочки я стал надевать ее на себя при появлении болезни и мысленно просил молитв отца Серафима об избавлении меня от страданий. С возложением на себя шапочки всякий раз боль проходила. Такое же действие в зубной болезни приводилось мне испытывать неоднократно от обломка того камня, на котором блаженный отец Серафим подвизался в пустыни, когда я сей обломок клал на больные зубы.

* * *

Рязанской губернии и уезда крестьянская молодая женщина Ольга И. получила припадки мучительной болезни, которая сопровождалась икотою, зевотою, омрачением зрения и исступлением. Она терзала себя, кричала, показывала неестественную силу и рвала в лоскутья свою одежду. Страдания ее продолжались 8 лет. В 1858 году с тремя странницами она пошла в Саров и Дивеево; дорогою чувствовала иногда припадки, но могла еще идти. По мере приближения к Сарову припадки ее усиливались, а увидав его, она легла на дороге и решительно не хотела идти далее. С большим усилием привели страждущую в Саров. После молебна Царице Небесной и панихиды по отце Серафиме отправилась она со спутницами своими на его источник. Здесь припадок был необыкновенно сильный; она кричала: Что ты меня душишь! Я силен, что ты меня вяжешь? Я выйду, выйду!
            Ее ударяло несколько раз замертво о землю, часа два она была слепою и немою. Наконец злой дух закричал: Три вышло, один остался.
            Спустя сутки она приобщилась в Сарове Святых Тайн и отправилась в Дивеево. Не доходя же за полверсты до монастыря, она упала на землю. Несколько раз на дороге перевертывало ее как колесо; с большим усилием довели больную к вечеру до гостиницы; всю ночь больная провела в беспокойстве и убежала бы, если бы ее не держали. Утром, не сказывая куда, повели ее в церковь Преображения Господня, где пустынька преподобного отца Серафима обращена в святой алтарь и хранится вся его одежда. Неестественная сила противилась силе нескольких человек, когда тащили ее в церковь. Злой дух кричал: Выйду, выйду, буду молчать.
            С распростертыми руками, ногами и раздувшейся шеей и животом потащили ее к камню Серафимову. Положив на нее больную, накрыли ее мантией, возложили на нее епитрахиль старца: больная сильно кричала и после того, как на руки надели ей рукавички отца Серафима, она сделалась как бы мертвая. Мало-помалу шея, живот и все члены начали приходить в естественное положение; пробыв без чувств часа полтора, больная совершенно пришла в себя, молилась со слезами, благодарила Господа и угодника Его за свое исцеление, но была слаба, не могла говорить много, а все рассказываемое о ней спутницами подтверждала; подтверждала и то, что ей никогда не было так легко и покойно, как теперь. Настоятельница общины благословила ее на дорогу портретом отца Серафима и частичкой от его камня. На другой день, отстоявши обедню, молебен и панихиду, она отправилась в Москву.

* * *

В летописи Серафимо-Дивеевского женского монастыря на странице 160-й читаем: До какой степени доходила нужда, и что переживали Мантуровы, неся крест добровольной нищеты, можно судить по записанному рассказу самой Мантуровой, когда она жила в Дивееве вдовою и тайною монахинею.
            Часто и почти непрестанно, говорила Анна Михайловна, я роптала и негодовала на покойного мужа за произвольную нищету его. Говорю я, бывало: Ну, можно почитать старца, можно любить и верить ему, да уже не до такой степени.
            Михаил Васильевич (Мантуров) все, бывало, слушает, вздыхает и молчит. Меня это еще более раздражало. Так вот, раз, когда мы до того уже дошли зимой, что не было чем осветить комнату, а вечера длинные, тоскливые, темные, я раздосадовалась, разворчалась, расплакалась без удержу; сперва вознегодовала на Михаила Васильевича, потом на самого батюшку отца Серафима; начала роптать и жаловаться на горькую судьбу мою. А Михаил Васильевич все молчит да вздыхает. Вдруг, слышу какойто треск. Смотрю: Господи, страх и ужас напал на меня. Боюсь смотреть и глазам своим не верю. Пустая, без масла, лампада у образов вдруг осветилась белым огоньком и оказалась полная елея. Тогда я залилась слезами, рыдая и все повторяя: Батюшка Серафим, угодник Божий, прости меня, Христа ради, окаянную роптунью, недостойную, никогда более не буду!
            И теперь без страха не могу вспомнить этого. С тех пор я никогда не позволяла себе роптать и, как ни трудно было, все терпела.

* * *

Марфа Толстова, крестьянка Пензенского уезда, села Заянчкого, 50 лет от роду, была совершенно слепая 14 лет и видела во сне старичка, повелевшего ей побывать в Сарове, где она получит исцеление.
            Взгляни на меня! говорит ей старец во сне, и она ясно различала его. Поди, приказал он, на Серафимов источник, умойся и, взяв из него воды, подымись на гору до камня; нагнувшись, помочи глаза и исцелишься от слепоты.
            29 июня 1873 года исполнилось все сказанное: она в Сарове прозрела. 

 


Назад           Содержание           Вперед

Сайт создан в системе uCoz